Новости и события в культурной жизни

Все картины – жемчужины трех частных коллекций. На расстоянии в считанные сантиметры – «Гибралтар ночью» Ивана Айвазовского или «Подсолнухи под окном» Льва Бакста. В тесном соседстве Борис Кустодиев подглядывает за «Парой на свидании». А вот еще один неповторимый «Закат» только уже Ивана Билибина.

Реализм соседствует с авангардом. Графика с живописью. Разные стили, разные техники, где на одной стене ‒ акварели с натурщицами, а возле уже тематический уголок соцреализма. Доярки, труженики полей, рабочие на заводах. Мотивы старых советских плакатов только ‒ на холсте. За рекордными урожаями, надоями и приплодом наблюдает акварельный Ленин кисти Юрия Анненкова.

«Удивляет таким сюжетом. Но, на самом деле, это характерно уже для 30-х годов с борьбой за повышение удоев, за рождаемость поросят. Потому что это очень важный момент», ‒ пояснил ведущий научный сотрудник Государственного Русского музея Владимир Круглов.

А этих художников не жаловала советская власть. Владимир Круглов уточнил: «Здесь много Фалька: портрет его последней жены, работы 14-го года».

Фальк, Лебедев, Альтман. Коллекционера ‒ отца Владимира Палеева – словно тянуло к тем, кого вычеркнули из официальной истории отечественного искусства. Когда-то эти картины считались безыдейными и враждебными народу. По этому холсту искусствоведы сразу угадают автора. «Голова Христа» – зрелая работа. А эта картина просто так не выдаст мастера ‒ раннее творчество художника. В стиле еще читается почерк учителя. Коллекционер Владимир Палеев объяснил: «Здесь вообще чувствуется влияние Серова, очень сильное, 1902-й год. Он ее делал в мастерской Валентина Серова».

Коллекционеры предоставили свои шедевры Русскому музею до 10 июня. Так что у любителей живописи есть целых два месяца чтобы заглянуть в глаза Зинаиде Серебряковой, оценить красоту женщин Бориса Кустодиева и рассмотреть акварели Марка Шагала.

Ольга Скрипкина©

Матта интересовался только тем, что было неизвестно. Он работал только для того, чтобы удивить самого себя. Это всё его признания. Их было много, и в каждом прочитывается его стремление отличаться, не принадлежать, не присоединяться.

Еще при жизни Роберто Матта назвали «последним из сюрреалистов», хотя он так и не примкнул ни к одному из течений в живописи. Собственно себя он никогда и не называл художником, чтобы не ограничивать свое творчество какими-то рамками.

«Здесь много вещей. Механика, превратившаяся в биологию, которые связаны с таинственными уголочками человеческого мозга, они складываются в самое новое, что есть в искусстве, поэтому выставка и сама замечательная, и интеллектуально воспитывающая нас», - рассказал генеральный директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский.

Родители Роберто Матта считали, что работа художника не сделает его хоть сколько-нибудь преуспевающим человеком, поэтому настояли, чтобы сын стал архитектором. Он получил диплом и даже немного поработал по специальности, пока не приехал в Париж и не встретился с Андре Бретоном. Увидев его работы, идеолог сюрреализма написал: «Матта чувствует необходимость наглядного отображения четырехмерной Вселенной. В его работах ничто не является намеренным».

«Матта - это художник-первооткрыватель. Любой его период - это новое открытие, новый стиль. Очень важный тот момент, вы можете найти это в картинах, как можно передать на холст чувства, как вы можете передать энергию, которая идет в четвертом измерении», - подчеркнула куратор выставки Оксана Саламатина.

Роберто Матта разделял идею русского философа Петра Успенского, что четвертое измерение дополняет третье «чувством пространства», «чувством движения» и «чувством времени». Они необходимы для осознания постоянного процесса изменения мира, в котором мгновения сменяют друг друга.

«Увидеть четвертое измерение - это значит увидеть куб со всех сторон. Поэтому тема куба, какого-то складня, собирающегося модуля была для него очень важна. И он часто эти вещи применял», - поделился куратор выставки Дмитрий Озерков.

Во время путешествия по Испании Роберто Матта знакомится с Сальвадором Дали. Они становятся друзьями. И даже используют в своей работе один и тот же приём: так называемый, метод автономного письма. Суть его в том, что художник словно отключает сознание, полностью отдаваясь бессознательному, которое и появляется на картинах.

Сам художник называл свои произведения «внутренними пейзажами». Его «Психологические морфологии», часто огромные по размеру, были полностью посвящены жизни цветных пятен. Иногда они обретали антропоморфные черты, потом снова становились абстрактными, оставаясь напряженными и выразительными. Именно этими картинами вдохновлялся ученик Роберто Матта - Джексон Поллок.

«Приехав молодым, энергичным, он нашел молодых художников. Или они его нашли. И они вместе с Гордоном Фордом давали лекции, учили, подсказывали, вдохновляли. Без него не было бы нью-йоркской школы живописи. И того же Поллока», - объяснила куратор выставки Оксана Саламатина.

Незадолго до смерти на вопрос журналиста одной из миланских газет о том, с какими великими художниками он чувствует свое родство, Роберто Матта ответил: «Не знаю, думаю, что я Чарли Чаплин».

Алексей Комаров©

Чтобы понять, что такое творчество Эдварда Мунка, нужно отправиться либо в Норвегию, где хранятся почти все его работы, либо, что ближе, прийти на выставку в Третьяковку. Ни разу в России еще не было его ретроспективы, чтобы состоялась эта, переговоры вели с 2013 года. На работы Мунка большой спрос ‒ лучшие музеи мира стоят в очереди годами, кроме того, страховка подобной выставки ‒ астрономическая сумма.

«Здесь необходимо было, во-первых, объединить целую группу партнеров и спонсоров, во-вторых, поучить то, что никогда раньше не представлялось ни одному музею России, ‒ государственную гарантию Норвегии, которая является гарантией, заменяющей коммерческое страхование», ‒ объяснила генеральный директор Государственной Третьяковской галереи Зельфира Трегулова.

Искусство Мунка российскому зрителю почти незнакомо, в Москве хранятся всего две его работы, а широкой публике известен разве что «Крик». В Третьяковку привезли больше 120 экспонатов. Первым, почетным гостям, Зельфира Трегулова проводит экскурсию лично. Она рассказывает: «В белом платье и в черном ‒ это его возлюбленная начала 1900-х годов. В белом платье она, ожидающая счастья и близкого замужества, а в черном платье ‒ это она же, осознавшая невозможность союза с Эдвардом Мунком».

Это «Танец жизни», в центре которого художник изобразил себя с дамой в платье цвета страсти. Работа входит в цикл «Фриз жизни: поэма о любви, жизни и смерти». В этой же серии ‒ «Крик». В Москву привезли работу 1893 года, одну из первых. Вообще, «Криков» у Мунка ‒ четыре, этот не такой яркий как живописный: без кроваво-красного заката, но как считают специалисты, главная идея уже сформулирована.

«Она интересна своими очень острыми сочетаниями колючих линий, прямолинейных, которыми Мунк изображает этот мост, и волнистых линий облаков и линий Осло-фьорда», ‒ говорит заместитель генерального директора Государственной Третьяковской галереи, куратор выставки Татьяна Карпова.

Каждая третья работа у Мунка ‒ либо автопортрет в аду, либо смерть в комнате больного, либо страх. Он был уверен, что безумие передалось ему по наследству. Мунк, склонный к депрессии и меланхолии, изображал смерть и все, что с нею связано ‒ бездыханные тела, вампиры или убийцы, причем изображал он это без деталей, поскольку считал, что картину нужно смотреть издалека, чтобы видеть изображение целиком. Ну, а в таком случае неважно, прорисованы ли черты лица у того же убийцы или пуговицы его пальто. Эта манера современникам Мунка сначала казалось обычной небрежностью. В свой круг его приняли не сразу. Художник прожил 80 лет. После смерти на втором этаже его дома нашли огромное количество работ.

«Там было более 28 тысяч произведений, они занимали все пространство: от пола до потолка. Это собрание и составило основу нашего музея. Говорят, наверх он почти никого не пускал, хотя был достаточно общительным», ‒ уточнил директор Музея Мунка Стейн Олав Хенриксен.

В ночь, когда художник скончался, на его ночном столике обнаружили раскрытую посередине книгу Достоевского «Бесы». Самого мрачного российского писателя он перечитывал часто и на разных языках.

Анна Галинская©

Кажется, этим вечером Бахрушинский музей собрал всех театральных художников Москвы. Участник еще первых «Итогов сезона» ‒ Борис Мессерер ‒ поясняет: за последние годы выставка стала более разнообразной. На ней много молодежи, значит, интересных, новаторских идей. Сам мастер в своей новой работе декорациях к спектаклю «Перед заходом солнца» Гауптмана в Малом театре предпочел вместо эксперимента традиционное воплощение замысла. Он рассказал: «Действие происходит как бы в лесу. По моему образу, есть занавес спектакля, который вы здесь видите. Этот занавес из стволов деревьев без сучков, условный занавес ‒ на самом деле, использованы пластиковые трубы. Он маскирует переходы из сцены в сцену».

Спектакль «Ирландец» по мотивам пьес Макдонаха, по задумке режиссера, был поставлен в пространстве библиотеки. Превратила его в сцену студентка Школы-студии МХАТ Анна Агафонова. Она пояснила: «Задачей было обжить пространство, может быть, неудобное в какой-то степени. И мы привязывались к архитектуре, зонировали за счет островков, досок, зоны персонажей и зрительскую рассадку делали полукругом, чтобы с разных ракурсов было видно по-разному».

Народный художник России Сергей Бархин представил на «Итогах сезона» сразу четыре свои работы, среди которых спектакль «Обломов» в Театре Маяковского. Он говорит: «Была идея сделать Обломова главным героем русской литературы. Не нашли более главного героя, потому что ни Печорин, ни Онегин, ни Базаров не могут быть героями для русских».

В самые первые выставки, где участвовали всего 25-30 художников, помещались в фойе Дома актера. Сегодня «Итоги сезона» в Музее Бахрушина ‒ это несколько больших залов. Художник Ваня Боуден уточнила: «И по этому же принципу мы решили построить саму выставку, обозначив такой стилистикой аварийного выхода, и тема выставки ‒ это выход художника. Художник выходит в мастерскую, то есть свое рабочее пространство, показывает на сцену, в зрительный зал и на улицу». В этом путешествии посетитель ‒ скорее участник. Он следует за художником проходит весь путь: от замысла к воплощению спектакля.

Мария Трофимова©

Идея миграции – в основе проекта Зорикто Доржиева «Новая степь». Он переосмысливает непрерывный круговорот всего: человеческих масс, движение мыслей, идей, культур. Их влияние друг на друга – смешение, разрушение. Двигатель миграции – кочевник – эмиссар мировых культурных процессов. Зорикто Доржиев объяснил: «Я пытаюсь собрать в этом образе всадника наследие западной, восточной культуры, начиная от Энди Уорхола. С этой стороны есть и улыбка Джоконды, и милитаристские мотивы».

Калейдоскоп архаики и современности, силуэтные решения и почти абстрактные пятна. Мультикультурный вихрь, пойманный и заточенный в четкие формы бурятских образов. Венецианский проект станет своеобразным шествием в храме, его участники – картины и скульптуры.

«У нас фигуры все, как в базилике, как у нас, и будет в экспозиции венецианской: они движутся по направлению к алтарю. Алтарем здесь является сцена битвы, потому что культура, знаете, ‒ это не всегда о добром и мягком времяпрепровождении», ‒ рассказал куратор выставки Кирилл Алексеев.

Алтарь – это «Сансара» ‒ символ движения в будийской культуре. У Зорикто – это насыщенная деталями батальная сцена. Художник считает: «К сожалению, история человечества, как и история искусств, неразрывно связанная с движением. Это история войн, насыщенная современными деталями, начиная от микросхем и заканчивая идентификационными отпечатками пальцев».

Устрашающая и гротескная серия – «Прах времен»: тоже всадник, тоже движение. Стремительное настолько, что сдувает накопленный багаж. «Новая степь» – это пространство, куда приходят миграционные потоки. К примеру, Старый Свет, в который вторгаются кочевники. И то, что было столицей может стать степью, и наоборот – в степи будет построен мегаполис. Проект Доржиева – за отсутствие идейных центров и монополий. Работы Зорикто Доржиева в Москве еще две недели. После этого они отправятся в Венецию. Проект под названием «Новая степь» будет выставлен в англиканском соборе святого Георгия.
Юлия Струкова©

Павел Беньков и Николай Фешин познакомились в 1901 году в Казанском художественном училище, вместе поехали в Петербург поступать в Академию художеств. Окончив ее, молодые художники вернулись в Казань, преподавали в училище, которое заканчивали, вокруг них сформировались студенческие кружки «беньковцев» и «фешинцев».
«После гражданской войны, пережитых потрясений, болезней, голода и тотальной неустроенности Павел Беньков и Николай Фешин искали свое место под солнцем, где могли бы свободно творить, — отмечает пресс-служба музея. — Фешин эмигрировал в Соединенные Штаты, а Беньков, оставшийся на родине, нашел спасение в Узбекистане. Новая выставка расскажет о том, как сложились судьбы художников после нелегкого выбора: уехать или остаться. Чье решение оказалось верным — зритель должен будет определить сам».

Дверь в эпоху модерна предлагают открыть буквально. Массивную дубовую створку с маскаронами в музей привезли из особняка на проспекте Мира. Правда, только одну, вторую ‒ пришлось дорисовать на стене.

Рисованных зданий здесь целый список. Первые чертежи, проекты внутреннего убранства: и в стиле эклектики, и в более позднем модерне. К примеру, первая московская работа Федора Шехтеля ‒ нынешний Дом приемов МИДа. Так закрытый для посетителей особняк выглядит внутри. Но это не точно.

«Это макет лестницы, главной, парадной. Это эскиз. Один из вариантов. Потому что Шехтель продумывал очень много интересных вариантов... Он думал о том: делать ли ограждение лестницы в готическом стиле, чтобы они перекликались с фасадом, или посадить химер, или каких-либо чудовищ, чтобы они являлись охранниками», ‒ рассказала куратор выставки Анна Кистанова.

В экспозиции есть даже готовые интерьерные решения эпохи модерн. Угловой диван, вероятно, служил для чаепитий. Здесь могли располагаться сорта чая и сервиз, в большой вазе ‒ конфеты. Но главная, как сейчас бы сказали фишка, вот тут: небольшой столик превращается, превращается столик... в элегантный поднос, довольно тяжелый, кстати. Если гости заскучали, можно предложить поразглядывать люстру, тут целые сюжеты. Но, вероятнее всего, развлекались все-таки не этим, а игрой в карты. Еще из мебели ‒ необычные стулья со всего света, не только в стиле модерн. В прежнюю, дофеминистическую эпоху, дамам предназначались особые низкие сиденья: так удобно играть с детьми. Но главное ‒ не толстеть, иначе на некоторых стульях можно и не уместиться: ширина всего 20 сантиметров.

«Мне кажется, это задумка была чисто интерьерная. Человек, который делал такие стулья, не думал о тех, кто на них сидит. И это сильно отличает мебель эпохи историзма от мебели эпохи модерн, потому что модерн ‒ это за удобство и за функционализм», ‒ пояснила Анна Кистанова

Самым главным здесь называют зал, посвященный Эктору Гимару. Автор знаменитых арок на входе в парижское метро стоял у истоков модерна. Фотографии его работ собирали в каталоги и тиражировали по всему свету.

«В 1894 году проектируется дом профессора Тасселя в Брюсселе, а уже через два года модерн приобретает свое национальное звучание в каждой крупной европейской стране, в том числе и в России. Почему это происходит? Потому что начинают распространяться подобного рода альбомы, это фототипии или фотографии раскрашенные, в которых проекты представлены наиболее подробно: от общих планов, прорисованных фасадов, до деталей цветочного горшка», ‒ говорит директор Государственного музея архитектуры им. Щусева Елизавета Лихачева.

Через пару десятилетий ‒ модерн уже повсюду: от нечетких линий скульптуры Анны Голубкиной до огромного здания Казанского вокзала. Эпоха модерна продлится в России до революции, а посвященная ей выставка в Музее архитектуры ‒ до начала сентября.
Анна Брановец©

На Тверской, дом 3 появилось новое арт-пространство Cube.Moscow. Открывают громко – сразу международным саммитом. На него съехалось около 150 коллекционеров и экспертов со всего света – из Великобритании, Китая, Нидерландов, США и Швейцарии. У масштабного слета множество задач. Кроме очевидной ‒ «на других посмотреть, себя показать» ‒ в повестке целый список дискуссионных тем. Социальная значимость коллекционера; особенности частной и корпоративной коллекций; состояние арт-рынка и перспективы его развития и даже мобильные технологии на службе у искусства: какие приложения способны облегчить жизнь коллекционерам?

«Спорили о нужности-ненужности, узнаваемости-неузнаваемости российского современного искусства. Насколько это сложно вывозить. Какой объем рынка падает. Мнения разделялись, и это было очень интересно», ‒ рассказала сооснователь Cube.Moscow Надежда Зиновская.

«Новое русское». Это ироничное название выставки, на которой представлены картины, созданные советскими художниками в годы перестройки. Именно тогда бывшие «неофициальщики» начали выходить из подполья и завоевывать международное признание. Здесь ‒ 40 работ, среди которых картина Юрия Альберта про персонажа Карандаша, а также яркий рисунок Виталия Комара и Александра Меламида: семь статуй Свободы в цветах радуги. Но самым в прямом смысле масштабным полотном стала работа Сергея Мироненко: его вес около 140 килограммов.

«Она, естественно, ироничная, потому что современное искусство представлено сами простыми геометрическими фигурами. Сделано это в рекламном стиле 20-30-х. Реклама ‒ ироничная этого советского искусства, в котором я принимал участие», ‒ говорит художник Сергей Мироненко.

Выставка продлится до 12 мая, так что теперь вы знаете, что включить в свою культурную программу на майские праздники. А международный форум коллекционеров решено сделать ежегодным.

Анна Брановец©